В восьмидесятых Георгий Васильев пел в дуэте «Иваси» бардовские песни, в девяностые создал фьючерсную биржу (фьючерс – контракт, который дает право произвести куплю-продажу актива в будущем по цене, согласованной сегодня — прим. ред.) и основал «Билайн», в двухтысячные занялся шоу-бизнесом, театром и мультфильмами. В 2018 он приехал к нам Летнюю школу с лекциями о ноосфере, технологиях и этических проблемах будущего. Мы поговорили с ним о том, как это все уживается в одном человеке.
— Вас нам Григорий Тарасевич представлял так: сказал «Билайн, Норд-ост и Фиксики». Расскажите, есть ли между ними всеми какая-то связь?
— Во первых связь есть — это я. Я стоял у истоков всех этих проектов, и не только этих, многих-многих других. Логика безусловно есть. Знакомы ли вы с экономикой как с наукой?
— Да. Ну так, не очень профессионально.
— Когда-то Карл Маркс написал работу, которая называлась «Капитал». И в первом томе этой работы есть глава, которая называется «Первоначальное накопление капитала». Когда в России появилась возможность заниматься предпринимательством и свободным творчеством, мы наблюдали как раз вот это первоначальное накопление капитала. Капитал, активность, все предприниматели устремились в те области, которые давали наибольшую прибыль.
Что в начале 90-х давало наибольшую прибыль? Где не требуется никаких денег, никаких особых капиталовложений, никакого ноу-хау — торговля. Поэтому все устремились в эту сферу. И абсолютно логично, что в этот момент я начал заниматься биржевой торговлей. Меня пригласили на должность президента Московской биржи, и там я занимался запуском фьючерсной торговли. Это было очень увлекательно.
Потом, что нужно торговле? Торговле нужны коммуникации, нужна связь. Поэтому после торговли кто-то пошел в банковское дело, потому что это тоже важно, а кто-то пошел в свзяь. Я выбрал второе.
— Билайн?
— Я следовал за трендом. Куда перетекал капитал, куда перетекала активность — туда и я. В общем, стоял у истоков, можно сказать, сотовой связи в России. Я провел маркетинговое исследование — тогда еще слова такого не было. Мы с [основателем компании «Билайн» и меценатом] Дмитрием Борисовичем Зиминым решали, как будет называться этот новый вид деятельности — сотовая связь, мобильная связь, целлюлярная связь.
— Что решили?
— По-русски это было cellular, дословный перевод «соты». Решили что будем давать рекламу этого нового вида деятельности как «сотовая связь». Я как раз отвечал тогда за рекламу в Билайне. Мы вывесили тогда в Москве биллборды, на которых было написано «Билайн — сотовая связь». Собственно, с этого все и началось.
Это про коммуникации. А за коммуникациями что? Контент. То, что по этим коммуникациям передается. И когда активность потекла туда, я последовал за активностью. Вот и все. Я стал заниматься шоу-бизнесом, театром, потом мультфильмами. Логика довольно простая и понятная — это чисто экономическая логика. Почему? Потому что моя основная специальность — это менеджмент инвестиций. Я организую новые проекты на возникающих рынках — то есть там, где есть новые технологии или какая-то прорывная идея.
Как правило, меня интересуют такие виды деятельности, которые не просто дают прибыль, а при этом дают какой-то сильный социальный эффект. Например, возникает какая-то новая отрасль или большой общественный резонанс.
— А как же ваша идея с белыми ленточками (символ протестов 2011-2012 годов)? Это же не экономический проект, тогда зачем это все было?
— Я тогда пытался убедить руководство протестного движения в том, что нужно все-таки обзавестись собственной символикой. Это было очень сложно, потому что — вот представьте себе — я пришел в штаб, где под председательством [Бориса] Немцова заседали и либералы, и коммунисты, и националисты, и у каждого был свой интерес. Все они были недовольны прошедшими выборами, но они не могли договориться между собой, постоянно цапались. Удивительно, Немцову удавалось это как-то регулировать. И когда я вылез со своими идеями, мол, давайте сделаем шоу, давайте введем эту символику — меня просто не хотели слушать. А коммунисты вообще меня очень сильно ругали.
— Догадываюсь, почему.
— Потому что, ну как это? Мы красные, у нас красная символика, а вы предлагаете нам белую. Понятно, почему им не нравилось. И я помню, что я тогда раздавал значки — я заказал 20 тысяч белых значков, какое-то количество лент. Немцову я просто вручил несколько крупных значков и букет хризантем и сказал: вот только выйдите на сцену с белыми цветами, с белыми значками и с белыми лентами. В результате он все-таки вышел, и все вышли. Через две недели на очередном митинге я столкнулся с одним из коммунистов, который был в этом оргкомитете. Он был такого небольшого роста, подошел ко мне и сказал: вы видите, что вы с нами сделали?! И показал белую ленту.
— Напоминает сериал «Скандал», где героиня своими медийными трюками влияла на политику.
— Ну, вы знаете, я не занимаюсь политикой вообще принципиально. Во-первых, я считаю, что политикой ничего нельзя изменить в нашей стране.
— А чем можно?
— Образованием. Просвещением. Это мое глубокое убеждение. Я стараюсь не лезть в политику. Ну вот такие всплески бывают, как с белыми лентами, но на самом деле политика очень сильно мешает бизнесу. Поскольку я предприниматель, то я стараюсь держаться от политики подальше.
— Потому что могут прийти и постучать?
— Ну, конечно. Могут отнять, могут постучать по голове, все что угодно может произойти, поэтому я особо в это дело не лезу. Но просвещением, я глубоко убежден, можно многое изменить. Собственно поэтому я последние годы стал передвигаться из шоу-бизнеса постепенно в просвещение, научпоп.
— Вы нам сегодня на лекции рассказывали и про ноосферу, и про будущее, и про технологии. А это откуда?
— Это только одна из лекций. Я прочел курс в Московском университете — их всего 12. Это была одна из них. Я считаю, что у популярной науки особая миссия в нашем мире. Дело в том, что последние лет 50, наверное, большая наука — теоретическая физика, химия, биология, генетика, совершили просто колоссальный скачок. Они смогли ответить на многие вопросы, на которые раньше умела отвечать только философия или религия. И все было бы прекрасно, если бы эта большая наука умела рассказывать о том, что она изобрела, людям.
— Но она не умеет?
— Проблема в том, что большие ученые — например, какие-нибудь теоретические физики, говорят на совершенно непонятном для людей языке. Никто их не понимает, и чем дальше развивается наука, тем этот язык становится сложнее и специализированнее. Даже сами ученые не понимают других ученых, которые все глубже зарываются в свою нишу. И становятся все менее и менее понятными для других людей.
Раньше были простые рецепты — философ мог сказать, что мир устроен так-то. В нескольких томах описать, как именно он устроен. Мир в целом, понимаете? Не конкретно как устроена Земля или как устроены гены, а как устроена жизнь.
Религия очень хорошо это трактовала. В Библии описано построение мира — вот и живи с этим. Наука тоже может ответить на те же самые вопросы, но она практически не способна соединить вместе раздельные разрозненные знания. Они очень подробные, очень важные, ценные, отвечающие на многие конкретные вопросы. Но наука не способна все это дело синтезировать, потому что она очень узко специализирована и говорит на своем птичьем языке.
В этом смысле у научпопа и у научной журналистики появилась новая миссия — перевод того, что достигла наука на человеческий язык и синтез картины мира. Это звучит странно, парадоксально, но то, что раньше делала философия и религия, сейчас может сделать популярная наука. Синтезировать, выбрать то, что имеет отношение к самому глубинному, к пониманию мира как целого и роли в этом мире человека. Собственно, об этом и был мой курс в Московском университете. Я попытался синтезировать эту картину мира, говоря научно-популярным языком.
— А почему вы вообще затеяли этот курс? Это такой общественный порыв?
— Да. Вы спросили чем можно изменить страну — этим.
Текст: Ася Сорокина Фото: Екатерина Голодко
Фото: Катя Голодко