6 сентября 2022 г. «Пресс-изба»

Добрые дела и кто их делает

Мастерская добрых дел вот уже третий сезон на «Летней школе» собирает людей, работающих в сфере благотворительности, в социальных проектах и НКО, чтобы делиться опытом и развивать системную благотворительность в России. Мы поговорили с одной из содиректорок Марией Антоновой о том, как мастерская появилась и развивалась на «Летней школе», кто приезжает учиться «добрым делам» и почему важна системная благотворительность.

И участники мастерской, и координаторы — все работают в социальной сфере: от Российского общества Гринпис и экологических проектов про микропластик до проектов психологической помощи и работы с детьми и подростками. Однако смотрят с разных углов на благотворительную сферу: со стороны юриспруденции, дизайна, маркетинга и пиара или непосредственно работы «в поле». На мастерской в этом году всего шесть человек, и камерный формат позволяет преподавателям уделить внимание каждой из них и каждому проекту.

---

Расскажи, как зародилась мастерская?

Мастерская зародилась синергетическим путем. Это был 2018-ый, уже шел этап приема заявок от мастерских. И на какой-то встрече актива «Летней школы» я поделилась с Сережей Афанасьевым — не помню, в какой роли он был в 18-ом году, но до этого он какое-то время был директором школы — тем, что, кажется, я снова созрела, чтобы делать мастерскую на «Летней школе».

Рассказала Сереже идею, и он такой: «Слушай, к нам в группу открытия мастерских пришла заявка. Такая же, но с запросом на кураторско-административную помощь, потому что у человека есть идея, но нет организаторского опыта на школе, нет достаточной экспертизы и выхода на потенциальных преподавателей, но есть стремление и понимание сектора». Этим человеком оказалась одна из содиректорок мастерской Катя Коровкина. И сам Сережа подумал, что ему было бы интересно поразбираться в теме НКО. Втроём мы стали делать первый сезон мастерской добрых дел.

Собственно, сошлись мы все на том, что нам очень хотелось на тот момент и хочется на протяжении всех лет работы мастерской развивать системную благотворительность в России. Нам очень хочется, чтобы это были не хаотические процессы, какие-то сиюминутные донаты, потому что кто-то увидел сюжетик по телевизору, где срочно нужно помочь больному ребеночку. Чтобы внутри НКО процессы были выстроены так, чтобы люди не выгорали так быстро, как они выгорают, и так интенсивно, как это происходит.

А с 2018-го года мастерская как-то поменялась, может идейно?

Генерально идейно, скажем так, мастерская не менялась. Мы по-прежнему за системную благотворительность и прокачку НКО-шных проектов. Но в этом году у нас немножечко поменялись критерии отбора. В 2018-ом году мы старались брать участников, у которых есть только идея или намерение сделать какой-то социальный проект, и мы хотели, чтобы и вход в индустрию был максимально профессиональный. Или этого входа не было бы вообще. Потому что мы считаем, что результат не-входа и понимание «нет, я не справлюсь, мне это не нужно, хорошо, что я туда не полез» — не менее ценный результат, чем прокачка и выход на новый качественный уровень. Поэтому мы брали таких условно «неофитов».

В этом году мы брали участников, которые исключительно работают в благотворительных проектах. То есть у них уже есть какой-то опыт, и они просто хотят этот опыт переупаковать или получить информацию для его расширения. Сейчас у нас действующие специалисты действующих проектов.

Как выглядит учебно-рабочий процесс на мастерской, какие у вас форматы и основные темы?

Изначально, когда мы подавали заявку на открытие, у нас было два модуля — «пиар и фандрайзинг» и «профилактика эмоционального выгорания». Но в процессе набора, глядя на анкеты потенциальных участников, мы поняли, что участникам, которые подаются и мотивированы приехать, одинаково интересны и тот и другой модуль, поэтому мы решили сделать общую селективную программу и занятия между собой перемежаются.

Структура примерно такая: преподаватель приезжает и читает какую-то лекционную часть. Дальше либо разбор кейсов, и это кейсы, которые формулируются на месте из того, что расскажут о себе и как озвучат запрос участницы. Либо это просто сессии вопросов-ответов, какие-то консультационные штуки.

На выходе из мастерской мы планируем сессию питчингов (мы говорили с Марией еще во время сезона — прим. Пресс-избы). Каждая участница должна будет рассказать, что по итогам работы мастерской она собирается внедрить и привнести в свою работу в проекте, что-то перестроить или, наоборот, отменить, потому что поняла, что то, как они это делали, ни разу не эффективно. У нас такая практико-ориентированная учеба.

А как ты сама пришла в сферу НКО?

Вообще по образованию я журналист, и это уже подумершая, к сожалению, в России профессия. А учитывая, что у меня в дипломе написано, что моя специализация — это еще и периодическая печать, то в целом всё, чему я училась, всё умерло. Но я училась на журфаке в Российском государственном социальном университете, и это, видимо, подогрело мой интерес к социальной тематике, социальной сфере. Я стала потихонечку во все это вникать, и в 2014-ом году это вылилось в мастерскую социальной журналистики.

Мне хотелось, чтобы социальная журналистика — это были не только новости про сирых и убогих, новости про тех, которым нужна помощь, без какого-то последующего воздействия. Меня поддержали коллеги, которых я приглашала в плане преподавателей. Мне хотелось делать то, чем стали в итоге заниматься «Такие дела», например, и многие другие СМИ. Я страшно радуюсь, что всё это витало в воздухе — и стало оформляться в какие-то более материализированные вещи.

Но я поделала два года мастерскую, а потом так оказалось, что меня взяли работать в журнал «Русский репортер», ныне тоже почивший. И там я почти все шесть лет работы журнала отвечала за взаимодействие с социальными проектами, с разными НКО, вела рубрики, которые так или иначе подогревали интерес к НКО-шным проектам, особенно региональным. У нас были партнерские рубрики с «Агентством социальной информации», была с краудфандинговой платформой Planeta.ru.

И, собственно, получив некоторую экспертизу про индустрию НКО со стороны, мне захотелось делать мастерскую. Когда ты работаешь с НКО как, условно говоря, с контрагентами и как с героями — видишь те системные проблемы, которые они, к сожалению, сами не могут заметить, потому что слишком погружены. И это большая проблема, потому что в НКО, особенно региональных, очень маленькие коллективы, где условные пять человек делают то, что по-хорошему в системе должны делать тридцать.

И поэтому, собственно, мотивация делать мастерскую такой, какая она есть, была ещё про то, чтобы региональные НКО-шники понимали, а как можно, а как можно делать эффективнее, чтобы люди не сходили с ума, не выгорали и не закрывали проекты. Потому что вот у вас пять человек, и все настолько устали, что не могут физически написать заявку на будущий грант. А если у вас этого гранта не будет, то и проекта не будет, потому что нет никакого другого финансирования.

В чем основные проблемы НКО сейчас в России?

У нас как раз была на эту тему дискуссия на мастерской, о том, что многие коллеги из НКО делились в социальных сетях, что возникает ощущение, что все, что ты делал в предыдущие годы, обращено в ноль, все посыпалось, сильно ограничились ресурсы.

Мы на мастерской в первый день знакомства играли в игру, и один из вопросов был: «Если бы у вас была возможность сделать коллаб с любым брендом, какой бренд вы выбрали бы?» Всё, а дальше мастерская впадает в ступор, потому что все такие: «Ну все бренды, с которыми нам по-настоящему было бы интересно сделать коллабы, ушли из России». Притом это не то чтобы какие-то условные спортивные марки, с которыми можно было бы сделать совместный мерч — все, этого нет.

Сложности с финансированием и донатами, потому что людям свойственно помогать ситуативно. И поскольку многие теперь донатят, когда видят бесконечные потоки про нуждающихся, ресурсы уходят туда. И это тоже важно, но при этом всё то, что осталось — им тоже нужно помогать. Но выбирая между тем, про кого тебе рассказывают сейчас и вызывают конкретную живую эмоцию, и теми, кто системно работает 20 лет, люди сейчас выбирают первых, потому что так устроена человеческая психика. В моменте ты думаешь про свои собственные эмоции и то, как их укротить, а донаты в такой ситуации помогают тебе получить какую-то точку опоры в этом безумном мире. Как бы ты чувствуешь себя не настолько бесполезным и потерянным, потому что сделал конкретное дело, перевел конкретную, пусть даже маленькую сумму, которая пойдет на какие-то конкретные дела и решения конкретных проблем. Поэтому многие коллеги по сектору жалуются, что просели и суммы донатов, и количество донатов.

Плюс это еще связано с уходом платежных систем. Люди просто, тоже находясь в стрессе, не перевязали карточку. То есть твою карточку закрыли, ты пошел оформить условную новую и в делах забыл снова восстановить рекуррентные пожертвования через тот же самый сайт «Нужна помощь». А фонды, соответственно, перестали получать эти деньги. И из-за того, что происходит в информационном поле, сложнее пробиться и выйти хоть чуть-чуть на вершину этого айсберга, чтобы на тебя тоже снова обратили внимание.

Плюс закрылось много СМИ, и у тебя становится меньше каналов для выхода на широкую аудиторию. Это, наверное, основные проблемы из тех, которые я вижу со всех сторон: и как представитель фонда, и просто как гражданин, который тоже кому-то донатит. Потому что слетели автоматические пожертвования с карточки, и я засекла время от того, как я поняла, что они слетели, до того, как я их снова подключила — это заняло два месяца. Все эти два месяца я думала об этом, я помнила про это, но просто в каждый новый день происходило что-то, что делало так, что сил на задачу, про которую я помню, у меня просто не было.

И при этом ты еще погружена в НКО. Человеку, который дальше от сферы, наверное, еще сложнее…

Да-да-да, тут действительно, я прихожу на работу и получаю личное напоминание: а вот раньше на выделенный месячный бюджет мы могли купить, грубо говоря, пять коробок печений для наших подростков. А тут я прихожу, начинаю делать заказ — и две недели назад это было пять коробок на эти деньги, а теперь это три коробки на эти деньги. И ты такой: ну если нам не хватает, значит, и всем другим не хватает, в том числе потому что и цены тоже выросли. Как бы поток денежный меньше, расходы больше. Надеюсь, все не приблизится к какому-то совсем коллапсу, но тяжко, тяжко.

А зачем вот это все тебе? Почему ты делаешь мастерскую, что в этом ценного для тебя?

Каждый помогает так, как может. И пока мне хватает ресурсов делать мастерскую и делать школу в целом, знать, какой это выхлоп приносит участникам и как это потом, как грибочки после дождя, вылезает и прорастает в разных штуках — это то, что меня мотивирует. Как пафосно-то, боже. Ладно, я правда так думаю.

Что ты ощущаешь как значимый результат работы мастерской в течение этих нескольких лет?

Слушай, мне кажется, что один из важных результатов — это то, что два из четырех кураторов этого года на мастерской — это ее участницы 2019-го года, и еще одна бывшая участница приедет сугубо преподавательницей. То есть наша мастерская — она и про формирование сообщества, в том числе когда люди из мастерской переходят в разные роли.

---

Интервью: Маня Гордиенко

Фото: Слава Замыслов, Антонина Широких