Отделение Мастерской живого театра «Уличный театр» учит летнешкольников импровизировать, видеть необычное в обычном и рассказывать свои истории образами. Мы спросили у педагогов, что главное в постановке и какие вещи невозможно воплотить в спектакле. На вопросы отвечают педагоги направления: Арсений Бехтерев, режиссер в БДТ им. Г. А. Товстоногова, и Маша Хайбуллина, художник-постановщик, руководитель художественного отдела МТЦ «Космос».
Что такое уличный театр?
Маша: Я думаю, что это театр на улице, как бы странно ни звучало. Все, что хочет называться на улице театром, им и является.
Арсений: Публика не покупает билет.
Маша: В моем представлении это очень честный театр. В этом случае зритель не голосует рублем, только вниманием. Мой любимый пример — театр «Странствующие куклы господина Пэжо», один из самых известных в России. Они говорят, есть «бабка с булкой», она шла из магазина с булкой, у нее четкая цель была, но если она останавливается посмотреть на театральное действие, значит, ее заинтересовало это все. Это мифический персонаж, не кто-то конкретный.
Чаще всего уличный театр — это большая форма, и надо, чтобы было видно издалека. Хотя сейчас уличный театр уходит от мистерии (жанр средневекового театра — прим. ред.), когда все гигантское и напрямую разговаривает со зрителем.
Арсений: Мне кажется, в нашем случае [на «Летней школе»] уличный театр еще как уличная еда, стрит-арт. Стрит-театр такой, из подручных средств. У нас пространство есть, в котором нужно быть, и вещи, с которыми нужно взаимодействовать.
Маша: Мы запросили [у организаторов] такие простые вещи, как крафт и клей, но стали опираться все-таки на природный материал. Во-первых, здесь природа все диктует, во-вторых, [такие материалы] здесь в избытке. Это представление, которое ориентируется на место, такой ленд-арт. Эти персонажи как будто вылезли кустов, выпрыгнули из Волги и, в общем-то, так и существуют.
Чем уличный театр отличается от перформанса?
Арсений: Тем, что [в уличном театре] есть история, прежде всего.
Маша: Перформанс — это действие, которое, может быть, не имеет ни начала, ни конца. Там необязательно есть драматургия, а у спектаклей она все-таки должна быть.
Театр может быть хаотичным, случайным?
Маша: Да, конечно. Мы стремимся к такой интервенции, когда спектакль возникает и исчезает. [В программе Мастерской живого театра] мы за основу взяли народный театр — это обрядовое действо, которое присуще русскому народу.
Арсений: Мы взяли эту тему, потому что такой театр возник до профессионального. Он вырос из народных обрядов, там выступали люди, которые не занимались профессионально актерским мастерством и изобретали его сами с нуля. Это было задолго до режиссерского и профессионального актерского театра.
Поскольку у нас группа состоит преимущественно из тех, кто на сцену не выходил ни разу, мы решили прокачать народный театр. Он еще и выполняет функцию школы актерского мастерства. В том числе и в смысле общения с залом. Люди, которые с нами в мастерской занимаются, заново изобретают не только уличный театр, но и вообще язык актерского мастерства.
Профессионалы очень любят такое: от всего отказаться и начать сначала учиться всему.
Почему актеров привлекает уличный театр?
Маша: Иногда это вынужденная мера, потому что не всегда есть возможности играть на сцене. Наверное, в России он так и возник, потому что площадок на всех не хватает. А так, можно интегрироваться в толпу с мистериями, петрушечным театром, чем-то на злобу дня. Единственное место, где ты можешь высказываться, — это улица. Ты возник, исчез, и ничего не было.
Можно ли сравнивать уличный театр и уличных музыкантов? Или это неправильное сравнение?
Маша: Мне кажется, что это нормальное сравнение.
Арсений: Это одного порядка явления.
Маша: Хотя сейчас уровень некоторых уличных театров настолько высок, что требует многодневной подготовки до демонтажа и после него. Это представления с большими фигурками, с техникой и музыкантами. Мы вовлекаем в нашу историю речь и диалоги, но уличный театр порой лишен разговоров, потому что многие театры путешествуют по миру и со всеми на разных языках не поговоришь. Поэтому разговаривать пластикой и действиями проще. Музыка — вообще сильный элемент этой истории. Некоторые музыканты устраивают такие [зрелищные] шоу.
Арсений: Уличные музыканты и есть уличный театр, только в камерном проявлении. Театр одного актера.
В каких локациях возможен уличный театр?
Маша: В любых.
Арсений: В воде, на земле, в воздухе, на крыше — где угодно.
Можете привести примеры самых необычных спектаклей?
Маша: Я видела невероятную и очень быструю постановку на море. Ребята за неделю создали крутой перфоманс и сделали это очень простыми средствами. Как театр Полунина: смотришь на него, вроде все просто, но очень круто. Они поставили в воду столбы, а на них — бочки на уровень воды. Парень ходил по ним, и казалось, что он ходил по воде. Казалось, что апостол. В какой-то момент он уплыл на сапе. Вроде бы все очень просто, но для людей, которые сидели на берегу и видели это, было просто потрясающе.
Мне кажется, клево подобранное место для спектакля — это поле или декорации города, которые играют тебе на пользу. Я видела, как в представлении обыгрывают окна. Актеры высовываются из разных окон, на подвесах, как скалолазы ползают по стене. В принципе, в райдере они запрашивают стену с окнами и обыгрывают, как могут, и ты видишь какие-то невероятные совершенно вещи.
В прошлом году я была на спектакле, который игрался в трех местах: на рассвете, в обед и на закате. Два танцора из Казани, Марсель и Мария Нуриевы, играли. У них была импровизация. Они выбрали место, чтобы был виден рассвет через ротонду. В дневное время играли на склоне. Причем с погодой вообще не повезло. На рассвете было спокойно, а потом дождь и ливень. Они на склоне катались в грязюке и в финале играли на фоне кирпичной стены, и такой интеграции в стену я не видела никогда. Они ее обживали, практически ползали с танцевальными поддержками, это было очень красиво.
Арсений: Вот есть еще сильный пример, постановка в Перми Владимира Раннева и Марины Алексеевой. В Перми есть застройка историческая, ее делали архитекторы из Баухауса, сейчас это место называется «рабочий поселок». Если не вдаваться в подробности, просто стоят пятиэтажки. Но там нашлась жительница, которая очень много энергии потратила на то, чтобы реконструировать эти дома в том виде, в котором они существовали изначально. Жители добились того, что им восстановили целый квартал. Раннев сделал композицию музыкальную, они с художницей вставили в окна проекционные экраны. Все жители этого дома вышли на улицу и смотрели кино на окнах здания. У них была очень мощная связь с этим местом, поскольку у них здесь и история акции-реконструкции, и история дома, в котором они живут.
Маша: Условия времени тоже диктуют [особенности постановок]. Мы поняли, что фестиваль, который мы хотели сделать в двадцатом году в период пандемии, никак не организовать. Собраться может пятьдесят человек, но не в общественных местах. [Тогда] мы позвали только спектакли-променады (театр, где зрители передвигаются вместе с актерами — прим. ред.), которые происходят в действии, и организовали это все во дворах домов. Мы действительно сделали так, чтобы актеры не останавливались почти ни на минуту, то есть оно все так движется как-то по кругу или в длинной процессии. Люди видели это действие сверху, кто-то сбоку — плюс в променадном действии и в том, что ты можешь всегда оказаться как в первом ряду, так и в последнем. И ты все время в действии. Иногда какие-то события жизни помогают по-другому смотреть на место дислокации театра и находить интересные решения. Мы до сих пор считаем это одной из самых удачных организаций фестиваля.
Арсений: Мы давали нашим ребятам задания, когда набирали их. Выбрать место, где они хотели бы сделать уличный спектакль. Почему-то на первом месте среди предложений была помойка.
Маша: Все самое интересное происходит на помойке, потому что уже есть готовые декорации. Да, вот ты смотришь — и иногда столько выносят всего, что стоит только догадываться, какая история кроется за вынесенными дверьми, окнами или плюшевым медведем. Место всегда можно найти, но надо придумать, что там делать.
Как проходят репетиции актеров, если всегда меняются декорации и вовлекаются зрители?
Маша: У них же канва повествования. У нас [на «Летней школе»] неподготовленные актеры. Мы все-таки пошли от ребят. У нас был разговор вообще о народном театре и персонажах. В первый день мы придумали этих персонажей. Потом их обсудили, решили, какими они должны быть. Далее мы придумали легенды и добавили новые вводные, чтобы можно было сказать, когда и в каких условиях они существуют. Когда появляется то, что нам всем вместе кажется интересно, мы это закрепляем как часть спектакля, а потом как бусины нанизываем на общее тело нашего дальнейшего действия.
Самое главное — ребят подготовить к тому, что условия могут быть разные, и может что-то пойти не так, и зрители могут быть разными. Главное — не растеряться и не потерять мысль.
Арсений: Много с ними занимаемся импровизацией для того, чтобы они были готовы с неожиданностью столкнуться. Площадка — новый персонаж, новый участник спектакля, который на последнем этапе должен войти. У великого литовского режиссера Някрошюса был очень маленький театр в старом здании, а его спектакли шли на больших площадках. Он артистам говорил: «Здесь ты делаешь два шага, на сцене сделаешь десять». Когда актеры выходили на сцену, это не мешало им историю рассказать. Содержание настолько было плотное, что и на разные пространства хватало энергии. Другой пример — коллектив Полунина. Клоуны могут сыграть свой всемирно известный спектакль «Снежное шоу» совершенно в разных пространствах: и в ангаре большом, и в комнате маленькой. Просто потому, что их держит структура спектакля, история, которая внутри есть. Мы сейчас занимаемся историей.
Почему зрителей это привлекает?
Маша: Это стихийное, странное что-то. В нем есть вау-эффект: то, что происходит здесь и сейчас и не повторится больше никогда. Причем интересно, что иногда в спектаклях люди находят для себя совершенно разные вещи. Например, они видят, что в момент показа полетели птицы, кто-то увидел, что качнулась березка, и он еще визуально туда встроил артистов. У людей разные впечатления, которые добавляются за счет уличной атмосферы.
Арсений: Это как минимум то, что не происходит каждый день. Чтобы сбить свои привычки, поведение, свой взгляд на жизнь, который слёживается, надо, чтобы его что-то взрыхлило. И в этот момент наступает… фестиваль на другом берегу, либо уличный театр, либо что угодно еще. Тут уж кому что ближе.
Что невозможно сделать в уличном театре?
Арсений: Все возможно.
Маша: Мне кажется, вообще все возможно.
Театр прекрасен тем, что все условно, и если ты веришь в эти условности, то и в это поверят зрители.
Я как художник говорю, что для спектакля не существует специально изготовленных материалов и ты все время изготавливаешь их из неведомо чего. Например, когда ты ходишь по Леруа и придумываешь, как из строительных материалов сделать что-то. Театр этим прекрасен: когда через набор символов и образов, которые гротескно собраны, ты можешь представить совершенно любой мир и изобразить любую картину жизни — и не только жизни.
Может ли обычный человек создать свой спектакль?
Маша: Сегодняшний день в театре прекрасен тем, что театром может называться все, что себя таким назвало. Любому человеку интересен человек. Любой человек для другого может быть театром.
Текст, верстка: Алина Саркисян
Редакторы: Алена Перцева, Мария Быконя
Фото: Слава Замыслов, Лена Ростунова, Катя Моисеева, Юлия Петунова
Фото: Катя Моисеева