6 мая 2014 г.

Зачем молодежь уходит в леса

Что такое Летняя школа, объяснять непросто. Университет, летний лагерь, коммуна, конференция… Все в одном. Чтобы лучше понять дух этого проекта, участники мастерской репортажной журналистики сделали небольшие зарисовки одного дня Летней школы. Этот материал был опубликована в журнале "Русский репортер".

Начнем с официального. Летняя школа — это абсолютно некоммерческий и независимый проект. Он строится на волонтерских принципах, никто не получает зарплат и гонораров. «Над нами только небо! Летняя школа — это независимый проект, не встроенный ни в государст­венную, ни в школьную, ни в вузовскую систему. Мы сами себе государство. За нашей спиной нет какой-нибудь партии, какой-нибудь фирмы, каких-нибудь ”наших“ или кого-то еще. Мы — принципиально неполитический и нерелигиозный проект. Это не значит, что мы живем, о­тгородившись от общества кирпичной стеной. Просто не хотим строиться и вставать под чьи-то знамена», — утверждается в Манифесте Летней школы.

Что такое Летняя школа, объяснять непросто. Университет, летний лагерь, коммуна, конференция… Все в одном. Чтобы лучше понять дух этого проекта, мы попросили студентов мастерской репортажной журналистики сделать небольшие зарисовки одного дня Летней школы.

Малая большая аудитория

Во времена советской пионерии здесь была библиотека. Потом склад. На Летней школе этот одноэтажный деревянный домик превратился в аудиторию для занятий. Вместо стульев — чурбаки, соединенные неструганными досками. Название — малая большая аудитория. А большая большая — в бывшей столовой.

— Когда частица и античастица сталкиваются, высвобождается много энергии, — физик-аспи­­рант рассказывает о своей работе на Большом адронном коллайдере в CERN. — Но у нас есть только частицы. Чтобы сохранить античастицы, нужна какая-то емкость из антиматерии. Например, мы можем положить античастицы в антистакан. Но антистакан нужно поставить на антистол. И так до бесконечности…

Монстры в столовой

— Здесь будет проходить лекция?

— Да. Про каких-то монстров.

В столовую понемногу собираются слушатели. Здание — одно из самых больших на территории лагеря. Помимо своей основной функции оно служит кинотеатром (по вечерам) и местом для лекций в любое свободное от еды время. На стене натянут экран. Проектор выдает картинку — «Эволюция цветка: возвращение обнадеживающих монстров». Лектор — Алексей Оскольский из Ботанического института.

В столовой около пятидесяти молодых людей. Географию присутствующих можно определять по ручкам, тетрадям и футболкам с логотипами родных городов. Новосибирск, Владивосток, Уфа. В основном те, кто приехал заниматься естественными на­уками. Столов нет, только стулья. Пишут на коленях:

— Обнадеживающие монстры — носители системной мутации, способствующей развитию организмов. Например, муха дрозофила, у которой удваивается количество крыльев.

Слушают внимательно. Девочка, закутавшаяся в теплый спальник, тянет руку:

— А есть такие мутации у людей?

— Например, увеличение количества позвонков. Но с такими мутациями обычно не выживают.

Возле столовой

— Девочки, пора воду менять. Надо позвать мальчиков, чтоб вылили старую. Ма-а-альчики! Альфа-самцы! Красавчики н­аши, поменяйте нам воду, ­пожалуйста!

Мальчиков не видно. Девушки продолжают их звать, капая мыльной водой с перчаток в стоящие перед ними корыта.

— Я тебя умоляю… При чем здесь альфа-самцы? Это же журналисты. Они на такое не ведутся.

На веранде

Студентки Медицинского университета Вера и Аня кутаются в спальные мешки.

— А ты знаешь, что в XIX веке Пирогов придумал метод вскрытия человека путем распиливания его замороженного трупа?

— Не-а…

На отделении журналистики

— Эти дети поражают меня больше, чем взрослые, — говорит куратор отделения журналистики для школьников. — Иногда у ­меня складывается впечатление, что это они меня учат. Попро­сила описать слово «любовь» в одном предложении так, ­чтобы я почувствовала любовь. Мальчик шестнадцати лет отвечает: «Любовь — это отказаться от одиночества». Не убавить, не прибавить.

В полевом душе

Печка-буржуйка уже нагрела воду, девушки с мастерской культурной журналистики раздеваются.

— Литературный слэм, — начинает читать объявление о предстоящем конкурсе стихов единственная девушка в одежде. Остальные медленно намыливают волосы и поливают себя из ковша.

— Все будет литературно… нет… культурно… н-нет…

— Эпично… драматично… — г­олос в унисон с плеском воды.

— Стихийно!

— Точно! — голые девушки синхронно взметнули волосами.

На геолого-географической мастерской

Мужчина лет тридцати на вид с рыжей бородой и маленьким карандашиком за ухом. Он активно размахивает руками:

— Эндогенные и экзогенные процессы можно объяснить через кулинарию. Вот если взять печенье и влить в него заварной крем, этот крем может выплеснуться и вытечь оттуда — это экзогенный процесс. Если же крем застывает внутри, это процесс эндогенный…

В это время две девочки потихоньку перемещаются к столу с печеньем и чаем.

— Вы посмотрите на них, они опять хомячат!

— Есть хочется, — смущенно улыбается брюнетка, жующая п­еченье. — Кстати, о еде. По телевизору видела, как жители деревни, которая находится рядом с вулканом, готовят курочку на жаре от лавы.

На тропинке

— …Камю четко осознавал, что он делает. А мы по жизни себя обманываем, тешим всякими иллюзиями… — Двое юношей куда-то тащат здоровенную доску и беседуют о литературе

В курилке

— Была на лекции по адронному коллайдеру и очень прониклась, — хвастается молодая журналистка. — Всегда знала, что есть адронный коллайдер. Всегда знала, что есть бозон Хиггса. И что все это связано с элементарными частицами. Последний год об этом поют все СМИ. Читаешь и думаешь: «А-а-а… потом разберусь». А вчера я все поняла! Есть две массы: гравитационная отвечает за наш вес, инертная — за то, что мы не перемещаемся со скоростью света. И этот элемент, который помогает нам не перемещаться со скоростью света, и есть бозон Хиггса. Это такая штучка, которая есть везде и з­аставляет нас быть чуть помедленней.

На мастерской психологии

— Сейчас мы будем работать в порядке бреда. Впереди у нас мозговой штурм, — направление задает научный руководитель мастерской Света Скарлош.

Идет обсуждение будущих проектов. Деревянный пол с облупившейся краской. Когда мимо кто-то идет, стекла в некрепких рамах позвякивают. Психологи сидят кружком на пеньках, которые сверху повязаны тряпками, как бабушки платками, — этот концепт участники мастерской соорудили накануне вечером. На столе между заряжающимися сотовыми лежит топор.

Девочка на стуле делает что-то вроде зарядки — выкручивает руки назад, наклоняется корпусом вправо и влево.

— Я хочу взять тему, как устроена психология людей, которые интересуются здоровым образом жизни, — говорит она.

Школьник с пенька подает г­олос:

— А может, мы измерим общий уровень интеллекта летнешкольников?

На берегу Волги

По пляжу раскиданы доски. Политолог Антон что-то пилит.

— Строю новую курилку, чтобы не бегать в перерывах неизвестно куда. Мое нахождение здесь первично. Я здесь потому, что строю курилку, а не потому, что не на парах.

В стационарном душе

— Пока распадался СССР, крупные фармакологические компании захватили наш рынок. Теперь все лекарства от серьезных болезней вроде рака — только от зарубежных производителей. А мы производим анальгин, аспирин, парацетамол — простые и дешевые препараты, которыми пользуются все. — В обычное время Алина занимается онкологией и пишет диссертацию. А сейчас отшкрябывает шпателем старую краску с пола душевой. Ей не пользовались последние лет двадцать, и пол надо бы покрасить заново.

— А почему мы не можем наладить выпуск своих лекарств?

— Потому что ученым проще продать технологию и исследовать проблему дальше, чем развивать изобретение. Сейчас делаются п­опытки изменить ситу­ацию, но они далеко не совершенны. А зачем мы возимся с душем? Мылись бы в палатках, как раньше.

— Раз есть возможность это делать в помещении, почему бы и нет? Пойду за краской и кисточками схожу.

Возле кухни

— На обед гречка! — кричат на кухне.

Отовсюду слышится звяканье столовых приборов. На одном из свободных мест, которое все уважительно обходят стороной, лежит книга Кьеркегора «Страх и трепет». Рядом с ней сидит юноша-биолог.

Кто-то поднимает с земли шишку и спрашивает его:

— А это какого дерева шишка, с­осны или елки?

— Не знаю, — тихо отвечает он.

— Скажи, а как мох, растущий на дереве, может помочь определить части света? — продолжают выпытывать у того, кто назвался биологом.

— Не знаю, — повторяет биолог, глядя в одну точку.

Спрашивающие не унимаются:

— Слышишь, птица какая-то поет? А какая — можешь определить?

— Ребят, правда не знаю, простите, — говорит он, смущаясь окончательно, — я биохимик.

Ложка бьется о чашку. Сахар растворяется.

— Хочу найти средство, которое может вылечить людей от рака, — громко говорит он, четко артикулируя каждую букву.

Ложка замолкает. Чай уже сладкий.