24 июля 2014 г.

Михаил Гельфанд: «Единственный способ выжить – делать что-то полезное»

Первая пара. Актовый зал. На сцене - хелиобактерия, сифилис, гонококк и другие бактерии из плюша. Лектор рассказывает о метагеномике, генных «матрешках», особенностях деления paulinella chromatophora. На «Летнюю Школу» приехал Михаил Гельфанд – биоинформатик, генетик, профессор факультета биоинженерии и биоинформатики МГУ, член Европейской Академии, заместитель директора Института проблем передачи информации РАН и член Общественного совета при Министерстве образования и науки РФ.

Летняя школа: Михаил, есть ли вопросы, на которые вы не отвечаете журналистам?

Михаил Гельфанд: Конечно есть. Это вопросы, в которых я просто не компетентен. Если меня спрашивают что-нибудь про медицинскую генетику, то я обычно просто говорю, что это не ко мне. Во-вторых, это вопросы, которые… да нет, на самом деле это единственное. Я хотел сказать, что это вопросы, которые настолько по-идиотски сформулированы, что на них нет смысла отвечать, но понял, что это неправильно. Любой идиотский вопрос можно использовать как повод, чтобы сказать что-нибудь содержательное — например, объяснить, почему именно этот вопрос идиотский.

Другая вещь — есть некоторые издания, с журналистами которых я просто в принципе не имею дела и обычно тоже объясняю почему. Если мне звонит человек из «N», я говорю: «Нет». Если этот человек давно работает в «N», он говорит: «Да, спасибо, извините». Если он недавно работает в «N», он спрашивает почему. Дальше он в течение пяти минут слушает, что я думаю про «N», ее главного редактора и всех людей, что в этой газете работают, ну и, по-видимому, уже больше никогда не спрашивает почему.

Вот вам афоризм: «Не трепаться о темах, в которых ничего не понимаешь, и не общаться с людьми, которые тебе противны, когда этого можно избежать».

ЛШ: Какие у вас впечатления от Летней школы? Как вы относитесь к подобным гражданским образовательным инициативам?

МГ: Пока никак, слишком мало времени прошло. Вообще, было очень мало вопросов после лекций. Это либо означает, что я плохо рассказал, либо что перегружено расписание (людям просто надо было куда-то бежать), либо что всем пофиг. Но так как были отдельные люди, с которыми мы потом много разговаривали, дело скорее в расписании… Ну, мне так приятно думать.

У меня, на самом деле, это первый в жизни опыт, когда я читал подряд две популярных лекции. И это довольно тяжело, эмоционально трудно. Лекция и потом какой-то треп, только более-менее свободный — это бывало. А вот перестроиться между лекциями на частично новую аудиторию и опять завестись — я не знаю насколько получилось. Больше так не буду делать, это неправильно.

Сюда я приехал, потому что Гриша Тарасевич давно звал. Я как-то все обещал, но не получалось, а под конец как-то стало неловко… Очень значительная часть научной журналистики, всяких инициатив так и делается: капаешь кому-то на мозги, говоришь: «Надо-надо».

С содержательной точки зрения, я думаю, что это все очень правильно. Правилен вот этот маленький диапазон, что я увидел. Я научно-популярной деятельностью занимаюсь очень много и считаю, что это часть гражданского долга. При том дерьме, которое творится в нашей стране, единственный способ выжить вменяемым людям — много общаться друг с другом, делать что-то полезное — в зависимости от темперамента, сил, каких-то обязательств. Это уже не долг ученого, а долг гражданина.

Поэтому я стараюсь выступать почти везде, куда меня зовут. Я одни и те же лекции рассказываю, но всякий раз по-разному получается, да? В самом начале, когда я их только делал, на подготовку у меня уходила неделя. И странно было бы по неделе готовиться, а потом один раз рассказать. Я и на радио хожу почти всегда, когда меня зовут, кроме каких-нибудь совсем одиозных ситуаций.

ЛШ: Вы развели гражданский долг и долг ученого как профессионала. Существует ли какая-либо отдельная социальная функция ученого, по вашему мнению?

МГ: Гражданский долг есть у всех. Он проявляется в разных областях: ходить на выборы, быть наблюдателем — все в зависимости от темперамента. У каждой профессии есть собственный долг перед обществом. В случае ученых — это научная, экспертная оценка в некоторых областях общественной жизни. Если эксперт не будет на эти вопросы отвечать, туда полезет всякая шпана, хотя она и так лезет, но тут есть возможность ее как-то придерживать.

Но ученый не должен высказываться как ученый в тех областях, в которых он не является профессионалом. Вот пример Сахарова. Он великий общественный деятель, но он при этом никогда не говорил: «Я великий физик, поэтому слушайте, что я вам скажу про то, как должно быть устроено государство». Так же и балерина не должна ходить в ток-шоу рассказывать, что она думает про генномодифицированные организмы — ей об этом думать не положено. А про балет — сколько угодно.

Текст: Шунин Иван