6 августа 2018 г. «Пресс-изба»

Алена Папина: «Когда мы говорим о танце, мы подразумеваем способ мышления»

Наряду с открытием четвертого цикла Летней школы, в полку мастерских прибыло. На этот раз радовать летнешкольников будет мастерская «Танец» под кураторством Алены Папиной, создательницы нового направления. Мы поговорили с Аленой о ее деятельности, целях и задачах мастерской, и, собственно, о самом «танце».

Корреспондент Пресс-избы Ирина Демьяненко: Привет, Алена! Расскажи о себе?

Алена Папина: Сама я попала на ЛШ еще во времена учебы на журфаке. Я была редактором в мастерской travel-журналистики, а впоследствии стала координатором и курировала блок медиа и PR. Когда закончила журфак МГУ, то поступила на магистерскую программу «Художественные практики современного танца» в Академию Русского Балета им. А.Я. Вагановой. Она находится в Петербурге, где я и училась два года. За это время в моей жизни случалось множество открытий, и во мне росло непреодолимое желание делиться ими с людьми. У всех студентов был очень разный бэкграунд: кто-то занимался дизайном, кто-то — преподаванием английского языка или актерского мастерства, кто-то — фотографией. Я в свою очередь подрабатывала пиарщицей в центре современного танца ЦЕХ, а до этого работала в театре «Балет Москва», пиарила спектакль современного танца «Кафе Идиот», выпущенный Сашей Пепеляевым.

Вообще, об этом направлении я узнала как раз благодаря Саше Пепеляеву и Тане Гордеевой. Их можно назвать «мастодонтами» современного танца, пионерами и художественными руководителями центра современного танца ЦЕХ, в котором я была куратором дополнительных программ. Я занимаюсь личной практикой, посещаю классы, участвую в перформансах, работаю с хореографами, которые мне интересны, ставлю собственные работы. Последнее, в чем я участвовала, — это резиденция молодых хореографов в культурном центре ЗИЛ, где я представляла соло-выступление. Его обсуждение проходило на проекте «Синдром собаки» в музее современного искусства «Гараж».

А чем ты занимаешься сейчас?

Мой самый большой проект на сегодняшний день — спектакль-перформанс «Конституция» в Центре имени Вс. Мейерхольда. Смысл в том, что мы работаем с текстом конституции, озвучиваем и телесно прорабатываем его через себя, ищем способы интерпретации текста через графические, телесные, голосовые медиумы. Я в этом проекте участвую в качестве хореографа, хотя на самом деле совмещаю в нем перформерскую, педагогическую, кураторскую и хореографическую деятельность.

Если называть все одним словом, я бы назвала себя танц-художницей.

Танц-художницей?

Это то, чем занимается Вагановка. Официально мы числимся как хореографы, у нас есть диплом по хореографическому искусству, но наши кураторы видят обучение как некое производство «цеха» танц-художников, которые обладают достаточными теоретическими и практическими навыками, чтобы создавать проекты в поле современного искусства и развивать его в сторону междисциплинарности, в сторону сотрудничества между танцами. Эта работа не про исполнительство и наработку техники, а про то, чтобы расширять свое поле внимания и область понимания в том, чем ты занимаешься.

Фото Елены Ростуновой

Как получилась мастерская «Танец?

Все довольно просто: в январе я заполнила заявку на мастерскую, встретилась с Гариком Мосягиным. Он убедился в моем профессионализме и ответственности, но отметил, что «танцы» само по себе звучит эзотерично. Большим вдохновением для меня стала Варвара Фуфаева, открывшая мастерскую «Живой театр». Мы даже вступали с этой мастерской в коллаборацию через мастерскую фристайла, делали совместный jam на фестивале Летней школы в Музеоне.

Многие люди под танцем понимают телодвижения под музыку, практическое упражнение. Почему мастерская танца решила большее внимание уделить теории?

Потому что танец — это движение тела в пространстве, даже не тела, а объекта или субъекта. Для того, чтобы танец существовал, совершенно необязательно включать музыку или иметь эмоции. Танец гораздо шире, чем чувственное восприятие, которое можно получить от музыки. Именно потому, что эти слова звучат весьма эзотерично и странно, мы проводим лекции, которые вводят людей в дискурс, в поле терминов, существующих в современном танце и performative style за рубежом. Мы изучаем научные наработки людей, пишущих о танце, о театре, о современном искусстве. Наши участники — люди совсем из разных полей, так или иначе связанных с телесностью. Это сценографы, танцовщики, телесные терапевты, психологи, люди с балетным прошлым, искусствоведы, музыканты. На мастерской мы стараемся познакомить наших участников с общей теоретической базой, которая поможет нам сойтись в понимании танца и хореографии.

При этом мы не пишем учебник, мы будто бы набрасываем на карту вспомогательные точки. Я часто говорю о дискурсе, потому что когда мы говорим о танце, мы подразумеваем определенный стиль и способ говорения, мышления. Все эти теории и практики, накопившиеся с 20 века, начиная с Айседоры Дункан — пионера современного танца, мы пытаемся сейчас рассмотреть с разных точек зрения. Поэтому на наших лекциях мы используем искусствоведческую теорию, теорию современного искусства о теле и перформансе, антропологические исследования. На одном уровне у нас говорят хореографы и искусствоведы, потому что хореографы практикуют, исходя из практики других людей, они всегда находят в своем поле внимания людей в постоянном контакте с теорией, поскольку современный танец как часть современного искусства не мыслит себя без теории. Это меньше про театр, про выступление на сцене, это больше про распространение современного искусства прямо сейчас.

Фото Елены Ростуновой

Выходит, что твоя мастерская — про танец как способ мышления?

Да, да! Мы можем говорить, что президент страны — это хореограф, перемещение машин по магистрали — это хореография, как и листопад на улице — это хореография листьев, предложенная ветром. Это способ говорения — что ты называешь, каким словом. Хореография — определенно структура, а вот что такое танец? Люди придумывают очень много терминов и способов его определения, но никто из практиков не ответит на этот вопрос.

А танец для тебя — больше про форму или содержание?

Для меня лично танец — это то, что происходит в зависимости от контекста. Например, если я нахожусь в какой-то сценической ситуации, создаю некое художественное высказывание, я понимаю, что тело — мой инструмент. И тогда для меня танец — про содержание. То есть, если бы я была фотографом или видеографом, то для меня инструментом было бы не тело, а камера. Это просто то, с чем я работаю, из серии «художнику проще написать масляными красками».

Со мной произошло именно это: я всегда хотела, любила танцевать и двигаться, осознанно делала это с 12-13 лет. Для меня это инструмент, с которым мне интересно работать, интересно жить и через него высказываться. Я так же отношусь к танцу, как к сфере эзотерического, чувственного, поскольку моя плоть и психосоматика подключаются к полученному мною извне, — это может быть музыка, природа, люди. Танец для меня и средство коммуникации, и большое средство вдохновения, то есть я бы не сказала слово «форма», я бы сказала, что танец — это про содержание и про невыразимое, про сферу чувственного.

Расскажи подробнее о мастерской? Как она работает?

Мастерская построена следующим образом: в первую половину дня мы делаем телесные практики, а после обеда занимаемся художественными практиками. Телесные практики — это пилатес, axis syllabus, анатомические основы, переведенные в движения, и танец, динамические медитации, то есть подготовка и пробуждение тела. Вторая половина дня направлена на обучение. Поэтому на вторую часть приглашаются танц-художники, которые занимаются телом, создают через него высказывание. Это Алиса Олева, которая практикует психогеографию, вдохновляется прогулками ситуационистов и создает поле исследования пространства через тело. Катя Решетникова, звукорежиссер, исследует, как тело может реагировать на звук, и предлагает отключиться от визуального восприятия. Саша Пучкова — медиахудожница, изучающая то, как новые медиа могут взаимодействовать с телом или как медиа воздействуют на тело. Опять же, можно поставить телеграм-балет, а можно исследовать, как тонкие мышечные ткани будут реагировать на звук, неслышный человеческому уху, то есть как ты телесно реагируешь на то, что не слышишь.

Фото Анастасии Леоновой

Катя Помелова будет работать с фотографией и социальной хореографией. Катя Чайна будет работать с текстом и деконструкцией, — она осмысляет текст как материал, как поле смыслов. Условно, Катя занимается драматургией смысла. Женя Яхина — художница, дизайнер, снимает видео. Она будет объяснять, как тело и видео соотносятся, как себя чувствует человек, который снимает, как себя чувствует тот, кто находится внутри съемки, что это за отношения — снимающего и перформирующего, что это за связь. Что касается телесных практик, то это Даша Седова, Даша Постникова и ребята, которые просто оказались на мастерской в качестве участников. Например, Аня Слипкевич сейчас ведет класс по парному стретчингу, и это ее инициатива. Я давала участникам возможность эту инициативу реализовать. На первом же собрании узнала, есть ли у кого желание поделиться классом или преподавать, ведь это совсем не просто — получить возможность преподавания в Москве на большом количестве взрослых людей, — и здесь такая возможность есть.

Каковы критерии отбора летнешкольников? Что должно быть у них общего?

Да, есть такая вещь. Разговор об этом как раз был с ребятами. Мы получили 118 заявок! Для меня это было очень много: изначально я планировала отобрать 20 человек, а в итоге мы не выдержали и выбрали 30, к тому же у нас есть вольнослушатели, проходящие мимо. То есть, по факту в мастерской всегда около 40 человек. Такая ситуация для меня очень интересна, потому что я и до открытия мыслила мастерскую как микс из личностей разных возрастов, профессий. Все эти люди, несмотря на свою культурную, профессиональную, возрастную и демографическую разницу, объединены интересом к искусству и телу — вот это и есть главный критерий.

И напоследок. Чего ты ждешь от этой мастерской?

Я жду, что люди уедут отсюда наполненными и счастливыми, с большим количеством вопросов к тому, что они получили. Я не думаю, что даю ответы, скорее даю много направлений, и каждый участник, как креативный человек и творческая единица, выбирает, что ему делать с полученным материалом. Я не считаю нужным делать какой-то финальный перформанс, хотя мы все равно обсуждаем, что бы могли сделать вместе, коллективно. Задачи на результат как таковой у нас нет, нет и цейтнота. Зато есть возможность вместе сгенерировать идею и представить ее через тело на суд публики.

Вообще, у одного из участников есть катер, и мы думаем, не сделать ли нам перформанс на катере? Покажем видеотрансляцию в ДК или в столовой, а вся школа будет смотреть, как мы пляшем и всячески развлекаемся (смеется).

Ирина Демьяненко