На втором цикле врач-психиатр Виктор Лебедев, руководитель проекта «Дело Пинеля», приезжал читать лекцию на мастерскую психологии и рассказал нам, чем занимается единственный в России проект, посвященный правовым вопросам в психиатрии.
В чем сложность работы психиатра по сравнению с другими врачами?
Принципиальных трудностей я не вижу. Есть проблема с отсутствием объективных методов исследования, но она нивелируется диагностическими критериями. Другая сложность заключается в том, что наша специальность подразумевает не только взаимодействие с пациентами, но и с их родственниками. Им нужно объяснить, как взаимодействовать с психически больным человеком, чтобы не навредить ему. В результате ты становишься участником не только медицинского, но и образовательного процесса.
Почему вы решили освещать правовую сферу в психиатрии?
Мне постоянно приходится разъяснять пациентам правовые моменты. Говорить одни и те же вещи из раза в раз утомляет. Хочется научить людей самостоятельности, тому, чтобы они сами могли разобраться в правовых вопросах и защитить свои права.
Другая цель нашего проекта – сделать человека смелым. Порой пациенты знают законы, но они не верят в то, что их действия помогут им защитить себя. Наша задача – помочь им сделать первый шаг на пути к тому, чтобы защитить свои права.
Почему вы выбрали такое название для своего проекта?
Проект назван в честь французского врача-психиатра Филиппа Пинеля, который снял цепи с пациентов психиатрической клиники. Он является символом либерализации психиатрии. В каком-то смысле мы можем говорить о том, что мы продолжаем дело Пинеля: наш проект освобождает пациентов от оков стигмы и негативных последствий незнания законов.
Насколько вам было сложно разобраться в правовых тонкостях?
Всегда по-разному. Пожалуй, сложнее всего было разобраться с изменениями в процедуре недобровольной госпитализации – мы с коллегами потратили на это два дня. В 2018 году в Кодексе административного судопроизводства вышли новые поправки, согласно которым прокурор имеет право подавать иск о принудительной госпитализации. Это вызвало бурю общественного негодования, многие медиа писали о возвращении карательной психиатрии.
На самом деле, эта поправка в законе ничего не изменила: прокурор может подать иск о недобровольной госпитализации только в то время, когда пациент уже находится в больнице. Если быть более точным, то это происходит после осмотра комиссии психиатров, которая выносит заключение о необходимости недобровольной госпитализации. В том случае, если комиссия решает, что недобровольная госпитализация не нужна, то пациента сразу же отпускают. Так что страх по поводу этой поправки беспочвенен. Впрочем, это не отменяет того, что, глядя на некоторые законотворческие инициативы, возникает ощущение, что нас хотят вернуть в эпоху карательной психиатрии.
Как вы считаете, эффективно ли правовое регулирование в психиатрии?
Медицинское право содержит в себе множество неточностей. Это проявляется даже в незначительных с первого взгляда вещах: мы пользуемся термином «врачебная тайна» вместо «медицинской тайны». В теории это обязывает врачей к хранению врачебной тайны, а медсестры под это правило не попадают.
Кроме того, меня тревожит законодательная инициатива об уголовном преследовании за врачебную ошибку. Понятно, что медицинские ошибки обходятся слишком дорого, но человеческий фактор никто не отменял. Когда врач делает ошибку, то он получает опыт, который позволяет не допустить ошибки в будущем. К тому же то, что может быть классифицировано как врачебная ошибка, на деле может ей не являться. В медицинской практике часто возникают ситуации, в которых врач не может все проконтролировать.
Для кого в большой степени задумывался проект: для пациентов или для врачей?
Мы всегда были больше нацелены на пациентов, но рубрика для врачей у нас тоже есть. К сожалению, среди профессионального сообщества наш проект не стал пользоваться популярностью. Это печально, так как именно врачи являются проводниками правового знания в среде и от их выбора зависит дальнейшее поведение пациента. Сейчас же мы сталкиваемся с тем, что многие психиатры не считают нужным разбираться в законах и руководствуются житейским пониманием болезни на уровне «если у пациента есть психическое расстройство, то он должен быть изолирован».
Чем сейчас живет ваш проект?
Мы участвовали в создании руководства для выживания пациентам с биполярным аффективным расстройством. Мы рассказали, в каких законах прописаны права пациентов, запрещает ли психиатрический диагноз работать, и разъяснили множество других правовых тонкостей. Также мы разбираем уголовные дела, связанные с психиатрами и пациентами, и разъясняем нашу правовую позицию по этим вопросам.
Одним из последних было дело Дарьи Беляевой. Девушка заказала из-за рубежа атипичный антидепрессант – бупропион. В России он не входит в список запрещенных веществ, но его нет в реестре лекарственных препаратов. Хоть он и является аналогом наркотического вещества эфедрона, синтезировать эфедрон из бупропиона невозможно. Более того, нет исследований, которые бы доказали, что бупропион вызывает зависимость или является наркотическим препаратом. Тем не менее девушке грозит до 20 лет лишения свободы за контрабандный ввоз наркотических средств. В таких делах состав преступления отсутствует – мы попросту лишаем людей права на полноценную жизнь.
Что заставляет вас возвращаться на «Летнюю школу»?
Мне нравится атмосфера свободы. В отличие от многих образовательных инициатив, которые я видел, здесь гораздо больше пространства для самовыражения и поиска себя. Я, кстати, сам нашел здесь себе новое хобби и начал заниматься научной журналистикой. Я много писал и сейчас добрался до публикаций в «Биомолекуле», онлайн-версии «Forbes», в журналах «Химия и Жизнь» и «Наука и Жизнь».
Многие жалуются на отсутствие личного пространства на «Летней школе». Какие бы советы вы могли дать этим людям?
Если вам тяжело быть с людьми – уходите от них, вот мой главный совет. Не стесняйтесь говорить вашим координаторам о том, что вам нужно побыть одному.
Аня Сухова, Аня Котанова
Фото: Катя Моисеева