22 июля 2022 г. «Пресс-изба»

Пять вопросов Александру Ханту

На мастерскую художественного кино «Летней школы» приезжал Александр Хант, российский режиссер фильмов «Как Витька Чеснок вёз Лёху Штыря в дом инвалидов» и «Межсезонье». Он провел «золотую» лекцию, а после неё ответил нам на пять вопросов.

---

Первый вопрос: как получилось, что вы исследуете тему конфликта поколений?

Как так получилось, что я исследую тему конфликта поколений? Ну, во-первых, я точно так себе не формулировал, что я исследую тему конфликта поколений. Истории «Как Витька Чеснок вёз Лёху Штыря в дом инвалидов» и «Межсезонье» сами меня нашли. Сценарий «Чеснока» мне попал в руки уже готовый. Если говорить про «Межсезонье», эта история возникла из-за конкретной трагедии в Пскове, трагедии Кати и Дениса. Не было у меня какого-то целенаправленного желания исследовать тему конфликта поколений.

Но он безусловно есть. Есть разрыв. Молодые, юные люди, которых не коснулись ни Советский союз, ни девяностые, о которых мы все время говорим почему-то, которые оказались в этом новом «путинском» времени, которые при нем выросли, начиная, там, с двухтысячных годов и, действительно, такой разрыв.

Я думаю, что они мир воспринимают уже информационно иначе. И в том числе, наверное, более жестко и даже, может быть, цинично, в хорошем смысле, смотрят на жизнь. И жизнь наша такая.

И безусловно, в силу своей молодости чувствуют этот мир острее, чувствуют острее несправедливость, ложь, двуличие. Мы в таком времени живем, где все подменено, где все выдается за иное. А взрослые к этому как раз адаптировались в большинстве своем, имеют оправдание этой реальности и уже повязаны с этой реальностью: своей работой, своими социальными связями. В общем, всей своей жизнью.

И конфликт действительно на этой почве есть. Я бы даже сказал, что это такая дистанция, пропасть, где отсутствуют какие-то основы общения, где мало доверия, где нет практически открытости, откровенности. И из-за этого возникает море недопониманий, проблем, которые были всегда, но сейчас мне кажется, что все это выглядит острее. И я надеюсь, что за поколением, которое сейчас растет, за ними слово — в плане вообще нашего будущего.

Следующий вопрос как раз продолжает тему будущего поколения: как вы думаете, чем можно помочь современным подросткам? Какие они? Насколько они могут изменить взрослых?

Чем можно помочь подросткам?

Да. Что им можно дать? Чего им не хватает? Что им могут дать другие взрослые люди, например?

Вообще хотелось бы, чтобы взрослые люди направляли молодых людей на путь просвещения, чтобы молодые люди стремились к знаниям, чтобы для них мир был источником для исследования.

Мне кажется, это такие важные моменты в жизни любой профессии, любого человека, а сейчас это все извращено. Сейчас вообще учиться, выбирать профессию какую-то такую, исследовательскую, воспринимается как глупость или как путь к неуспеху. Путь какой-то мессианский. Путь, где нужно пожертвовать собой. А это неправильно, так не должно быть, но мы живем в таком моменте.

И я, честно говоря, от взрослых ничего не жду. Я не думаю, что от них вообще стоит что-то ждать. Мне кажется, надо молодым людям делать свое и ничего не ждать. Никакой помощи тоже не ждать. Надо все самим забирать.

Брать в свои руки?

Брать в свои руки, да. Грабить эту жизнь.

Какие вообще современные подростки? Как их можно описать?

Откровенного говоря, я бы сказал, что они такие же. Всё те же самые проблемы. Несмотря на то, что коммуникации сейчас другие, они, наоборот, приносят какую-то закрытость ребятам. Мы вот ездили в детский лагерь, работали, и, общаясь с подростками, возникло такое ощущение, что от того, что ты легко свое ощущение общения можешь направить в интернет — а это все-таки не совсем такое общение как общение вживую, — мы обнаружили, что ребятам, с которыми мы общались, вообще сложно показывать свои эмоции, им очень сложно рассказывать про себя.

Среда подростков достаточно агрессивная. Там слабость — это возможность человека поставить в неудобную ситуацию. А слабости — это, мне кажется, то, кем мы являемся.

Наши слабости — это наш характер, это наша личность. И я думаю, что об этих слабостях нужно не просто говорить, а нужно их понимать и уметь использовать.

Потому что мы вот эту защитную маску на себя пытаемся нацепить, а на самом деле пытаемся социализироваться. А социализироваться — это что значит? Значит соответствовать каким-то нормам, правилам поведения.

Поэтому у современных подростков те же проблемы, какие были и у меня в свое время. Я обращался к опыту Динары Асановой, советского режиссера, она описывает портрет подростка восьмидесятых годов. Это вот абсолютно тот же самый портрет. Того же самого человека.

Какой фильм вы бы назвали хорошим с точки зрения драматургии? Какие составляющие условно хорошего фильма?

Огромное количество таких фильмов, которые вызывают у меня чувство восторга в плане драматургии. Первое в голову приходит «Кто боится Вирджинии Вульф?», «Афоня» Данелии, «Дети небес» иранского режиссера, не помню, как его зовут. «Вкус вишни», тоже иранский фильм. Сейчас просто пытаюсь назвать что-нибудь не самое очевидное.

Из документальных — я могу сказать, что есть фильм, который изменил мое представление о том, как мы в этом мире живем, называется «Акт убийства» Джошуа Оппенхаймера, голландского режиссера. Фильм про Индонезию. А точнее, про геноцид в Индонезии. Как он сделан, в том числе с точки зрения драматургической, — это что-то невероятное. Ну и масса других фильмов. Любой хороший фильм прекрасной драматургией обладает.

Как бы вы охарактеризовали нынешний российский независимый кинематограф? Есть ли что-то, что объединяет независимых российских режиссеров?

Нет. Мы все разбросаны по своим углам. Каждый варит какую-то свою кашку и пытается накормить своего зрителя. У каждого своя столовка.

Пошли летнешкольные метафоры.

Да. Мне кажется, что русское новое кино не возникло до сих пор. Оно само себя не сформировало. Не разобралось с реальностью, не придумало, как эту реальность вытащить на экран.

Я могу сказать, что в России одна из крупнейших индустрий кино в мире. Побывав в разных странах, я могу сказать, что мы имеем прямо сильный инструмент. В плане технической оснащенности, в плане людей — у нас все есть. Есть в качестве.

Но этот инструмент мы никак не можем адаптировать, чтобы во всем мире говорили: «Вот это русское кино! Вот такое оно современное. Мы его знаем, мы его смотрим».

А оно у нас пока либо копия чего-то, либо какое-то «пропаганда-плакат». Такое, в общем-то, двухбитное. Либо это авторское кино, которое, безусловно, есть. И у нас есть исключения.

Авторское кино тоже, мне кажется, скорее само себя ищет, чем нашло. Мы еще живем в это катастрофическое время. Я надеюсь, что вызов, который время для всех нас бросило, в кино мы как-то сможем принять. И может быть, как раз что-то появится. Либо мы вообще в тухлятину провалимся и будем смотреть все время КВНщиков на экране, стендаперов. Будем какую-то муть смотреть, которая будет нас якобы развлекать.

Главная проблема независимого кино — это разобщенность? Может быть, есть какие-то еще?

Ну да, мне кажется, это основная. Можно сказать: у нас сценаристы никакие, вот актеры что-то не так играют, вот режиссеры у нас идиоты, продюсеры ничего не понимают. Везде тыкать.

Но на все это можно найти примеры таких же ситуаций, где вопреки всему этому кино есть. И есть потрясающее, например.

Ключевая проблема в том, что мы почему-то игнорируем реальность в кино. Мы ее не тащим на экран. Я не говорю о том, что это должно быть только авторское кино. Мне кажется, даже если ты делаешь сказку для детей, то ты должен все равно делать ее с помощью реальности. Должен рассказывать даже на языке жанрового, коммерческого кино про эту реальность. Мы ее не можем никак почувствовать, поймать и использовать. А она, безусловно, лучший материал из всех возможных.

Документалисты на самом деле единственные, кто эту реальность ловит. Потому что они вообще с ней напрямую работают. И примеры тоже есть. Я вообще могу сказать, что документальное кино, наверное, единственное кино, которое у нас есть.

Так, ну и последний вопрос: три фильма, которые бы вы взяли в место без интернета и связи или три фильма, которые вы готовы пересматривать?

Я бы точно взял «8 с половиной» Феллини. Абсолютно волшебное кино, которое можно просто разбирать по кадрам. Я бы взял Брюно Дюмона, сериал «Малыш Кенкен». Мне кажется, там важно все время любоваться. И третий, я бы взял что-нибудь про космос. «Одиссею» Кубрика тяжело много раз смотреть. Слишком длинно. Вот сериал с Нилом Деграссом Тайсоном «Космос: Пространство и время» я бы взял.

---

Интервью: Лиза Егорушкина, Аня Сухова

Фото: Слава Замыслов