3 мая 2013 г.

Любовь Стрельникова: «Совсем не похоже на Селигер»

Интервью с одним из ведущих популяризаторов науки в России, главным редактором журнала «Химия и жизнь» и преподавателем Летней школы – Любовью Стрельниковой.

...

«Нам так и не сказали, зачем мы реформируем образование»

– Любовь Николаевна, наука неотделима от образования, о проблемах которого сегодня не говорит только ленивый. Как вы оцениваете изменения в школьных и вузовских программах?

– Образование как инструмент передачи мудрости, накопленной поколениями – высочайший приоритет любой цивилизации, любого государства. И с ним у нас сегодня очень плохо. Мне непонятно, почему никто из руководства страны до сих пор не сказал: «Ребята, да мы не туда идем!». Именно так поступили в 20-х годах в СССР, где власти тоже пытались внедрить американскую систему образования. Но через 10 лет, оценив результаты, от нее отказались как от абсолютно неэффективной. В современной России образование реформируют значительно больше 10 лет. И поразительно, что никто не подводит итоги. А они есть. К примеру, если 20 лет назад наша страна была в первой пятерке в мире по способности читать и анализировать тексты, то сейчас ее место 64.

Кроме того, никто не объясняет: зачем мы реформируем образование? А если мы не видим цели, не можем и прогнозировать результат.

– Один самых распространенных аргументов в пользу реформ – неудовлетворенность работодателей качеством подготовки специалистов, оторванность содержания учебных курсов от практики.

– Беда в том, что к такой деликатной сфере, как образование, мы сегодня подходим с совершенно неуместной меркой – экономической. Образование определяет будущее в самом широком смысле слова, создает качество популяции. И мы уничтожаем его, накладывая денежную матрицу. Несколько дней назад я стала невольным свидетелем телефонного разговора на улице. Девушки рассказывала, что в вузе ей предложили исправить оценку за 15 тысяч рублей. При этом в ее голосе не было ни возмущения, ни изумления, ни радости. Она говорила как о чем-то абсолютно будничном. Вот он – результат попыток превратить образование в образовательные услуги. Более чудовищной формулировки представить невозможно! При такой постановке дела ни о каком повышении качества подготовки специалистов не может быть и речи, а ссылки на оторванность учебных курсов от практики выглядят лицемерием.

– Вы изучали новые школьные стандарты по химии – предмету, который вам профессионально наиболее близок?

– Нет, внимательно не изучала, это далеко от моей профессиональной деятельности. Могу лишь сказать, что преподавание химии час в неделю, на что жалуются учителя, – это уничтожение предмета. Но дело даже не в этом. Математика, химия, физика и биология развивают аналитическое мышление, которое гуманитарные науки развить не могут, у них другие образовательные задачи. А системное аналитическое мышление – основа процветания современной цивилизации, абсолютно технократической. Убирая эти предметы из школы, мы не только уничтожаем некий базис, но и как бы транслируем послание руководства страны: «Эта сфера для нас не важна». При этом основа любой экономики, как мы знаем, - не банки, а промышленность. И очень скоро у нас в ключевых отраслях, таких, как энергетический комплекс, которые как бы незаметно обеспечивают нашу жизнь, некому будет работать.

«Летняя школа: как будто из лейки поливала хорошую, плодородную почву»

– Образование в широком смысле – это не только школа и вуз, но и возможность получить знания из научно-популярных изданий, фильмов, мероприятий. Что происходит в России с системой популяризации науки? Все тоже плохо?

– Почему плохо? В СССР популяризация и пропаганда науки была заботой государства, которое с этим блестяще справлялось. Теперь – забота журналистов, писателей, научно-популярных изданий и самих ученых. Последние двадцать лет ученые учились и привыкали зарабатывать на науку сами – получать гранты. А для этого нужно о себе заявлять, рассказывать обществу о своих исследованиях, как это с успехом делают западные исследователи. Они к этому привыкли, потому что живут в грантовой системе многие десятки лет и понимают, что финансирование, будь то государственное или частное, придет, только если у общества есть понимание, для чего нужны их исследования и разработки, какой от них прок в широком смысле этого слова.

Именно поэтому на Западе вообще очень хорошо развита система научных коммуникаций. Почти в любом университете студенты, будущие ученые, могут пройти курсы science communication – научных коммуникаций. По-русски звучит коряво и даже двусмысленно, но это тот случай, когда трудно подобрать русский эквивалент. У нас в стране ничего подобного не было. О том, что нужно создавать институт пресс-секретарей научных организаций, мы говорим уж как минимум пятнадцать лет. Недавно узнала, что в МГИМО организуется то ли кафедра, то ли факультет по подготовке пресс-секретарей для научных организаций. Так что самоорганизация идет!

– «Летняя школа Русского репортёра» – пример такой самоорганизации. Какие у вас остались впечатления от преподавания там?

– Самое яркое впечатление – бесконечная дорога туда и обратно, которая мне далась нелегко, поскольку я плохо переношу езду на машине и автобусах. Что же касается впечатлений от общения - совершенно замечательные молодые ребята, просто глоток свежего воздуха. Их было немного, человек пятнадцать, но они, во-первых, слушали, во-вторых, задавали вопросы, в-третьих, просили рассказать еще. Как будто из лейки поливала хорошую, плодородную почву.

Два года назад я выступала на Селигере – совершенно другой опыт. Там я столкнулась с ни на чем не основанным самомнением и снобизмом молодых региональных журналистов, которые слушать не умеют и не хотят, которые считают, что они лучшие и знают все. И вместо содержательного разговора пришлось им показывать, что они не знают ничего. В школе «Русского репортёра» все было совсем по-другому.

– Каким вы видите будущее «Летней школы»? Может быть, стоит попробовать потеснить под солнцем молодежные лагеря вроде «Селигера» и попытаться добиться господдержки?

– «Селигер» вы не потесните, ведь это – политический проект. Какую-то господдержку получить, конечно, можно, но опыт показывает, что работать с государственными деньгами – это для сильных духом. Деньги обычно приходят после мероприятия, отчитываться нужно до него, и на все это надо потратить кучу времени, сил, энергии. Я не верю в государственную поддержку в такого рода делах, это очень малопродуктивная стратегия для тех, кто делает дело. Возможное решение – найти себе хорошего государственного партнера, журфак в Новосибирске или в Самаре, например.

Понимаете, тут еще надо выяснить, зачем ребята приезжают в «Летнюю школу». Если интересно провести лето – это одна история. Если школа ставит утилитарная задачу подготовить специалистов для конкретных изданий – совсем другая. Когда я провожу свою Школу-студию научной журналистики в Москве, у меня всегда есть цель – подготовить моих студийцев для вполне конкретной работы, будь то СМИ или Политехнический музей. К примеру, в моем журнале все сотрудники – выпускники Школы-студии. Так что теория малых дел не так уж плоха.

Большие надежды российской науки

– Очевидно, «утопающим» придется не только рассказывать о российской науке, но и разрушать мифы, которые о ней сложились за последние годы. Какие из них вы бы назвали самыми распространенными?

– Главный миф, что ученый – несчастный, голодный, холодный. Это уже не так. Российский ученый перестал быть маргиналом, встроился в мировую систему, в том числе и грантовую. Есть в научном сообществе вполне оборотистые представители, есть более скромные, но в целом все сносно.

Второй миф, который разрушается на наших глазах – о том, что делать большую науку в России невозможно, надо ехать за рубеж. Мы помним эту страшную эмиграцию 90-х, которая выбила среднее поколение в российской науке. Ее последствия нам еще предстоит прочувствовать, поскольку наука держится на преемственности. Тогда всем казалось, что молодые ученые едут за длинным рублем. Но, по опросам, на первом месте в списке мотивов уехать стояло оборудование. Современная наука делается не с помощью палочки и веревочки, а на очень дорогом оборудовании, которого в наших институтах в 90-е годы не было. Сегодня ситуация меняется, и за это спасибо государству. Закуплено высококлассное оборудования во многие лаборатории и вузы. Яркий пример – Курчатовский институт, который превратился в мультидисциплинарный суперсовременный исследовательский центр. И вот мы уже видим обратный процесс: наши ученые, к великой радости, начинают возвращаться.

– Распространено также мнение, что у нас нет ярких открытий, мы отстаем в ведущих областях.

– Это тоже неправда. Российские математики были и остаются превосходными. В физике высоких энергий, в ядерных исследованиях мы по-прежнему держим высокие позиции. Биология? В свое время лысенковщина затормозила развитие той части биологии, которая сегодня в авангарде. Но мы потихоньку набираем силу, и здесь историю делают молодые ребята. Пример - научно-технический центр «Биоклиникум», где академик Александр Тоневицкий собрал команду молодых ученых. Они сделали поразительное устройство, на котором с помощью живых клеток смоделировали человеческие органы. Этот прибор позволяет тестировать новые фармпрепараты и химические вещества на токсичность и избежать опытов на животных. И это только первые шаги. Если вы побываете в этом институте, то не увидите разницы с аналогичными западными учреждениям - ни в оборудовании, ни в интерьере, ни в темах разговоров. Так что ситуация далеко не безнадежна.

– А что происходит с философскими основаниями современной науки? И главный вопрос – может ли современный ученый, по мере того, как наука стремительно разгадывает тайны бытия, верить в Бога?

– Не надо смешивать две вещи – религию и науку. Это два разных способа познания мира, и каждый из них миру необходим – иначе картина будет неполной.

Что же касается веры, то сегодня ничто не запрещает ученому быть верующим, равно как и быть атеистом. Известный генетик Френсис Коллинз, возглавлявший проект «Геном человека», написал книгу «Доказательство Бога», а Ричард Докинз, известный британский ученый и популяризатор науки – книгу «Бог как иллюзия». Жаркая полемика. Ну и на здоровье! От этого никто из них не стал меньшим или большим ученым, да и истина, в сущности, не пострадала.

Что же касается философии науки, то сегодня, как никогда прежде, обостряется ощущение, что чем больше мы узнаем, тем меньше мы понимаем. Это наблюдается и в физике, и в химии, и в биологии. И как знать, быть может, мы стоим на пороге новых научных революций, когда многие фундаментальные принципы будут пересмотрены.

Беседовала Наталия Губарева

...

Имейте в виду, что на Летней школе есть:

Мастерская научной журналистики

Естественнонаучное отделение (ЕНОТ)

Физическая мастерская «105-й элемент»

...